Неточные совпадения
Дом Самгиных был одним из тех уже редких в те годы домов, где хозяева не торопились
погасить все
огни.
Ушел в спальню, разделся, лег, забыв
погасить лампу, и, полулежа, как больной, пристально глядя на золотое лезвие
огня, подумал, что Марина — права, когда она говорит о разнузданности разума.
Чувствовалось, что Безбедов искренно огорчен, а не притворяется. Через полчаса
огонь погасили, двор опустел, дворник закрыл ворота; в память о неудачном пожаре остался горький запах дыма, лужи воды, обгоревшие доски и, в углу двора, белый обшлаг рубахи Безбедова. А еще через полчаса Безбедов, вымытый, с мокрой головою и надутым, унылым лицом, сидел у Самгина, жадно пил пиво и, поглядывая в окно на первые звезды в черном небе, бормотал...
— Революция направлена против безответственных, — вполголоса, но твердо говорил Иноков. Возразить ему Самгин не успел — подошел Макаров, сердито проворчал, что полиция во всех странах одинаково глупа, попросил папиросу. Элегантно одетый, стройный, седовласый, он зажег спичку, подержал ее вверх
огнем, как свечу, и, не закурив папиросу,
погасил спичку, зажег другую, прислушиваясь к тихим голосам женщин.
— А — не буде ниякого дела с войны этой… Не буде. Вот у нас, в Старом Ясене, хлеб сжали да весь и сожгли, так же и в Халомерах, и в Удрое, — весь! Чтоб немцу не досталось. Мужик плачет, баба — плачет. Что плакать? Слезой
огонь не
погасишь.
На нее обрушилась холодная темнота и, затискав людей в домики, в дома,
погасила все
огни на улицах, в окнах.
Кутузов, задернув драпировку, снова явился в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и,
погасив свет, исчез в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы ног, встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск
огня на грязной, сырой стене.
— То есть
погасил бы
огонь и остался в темноте! Хороша жизнь! Эх, Илья! ты хоть пофилософствовал бы немного, право! Жизнь мелькнет, как мгновение, а он лег бы да заснул! Пусть она будет постоянным горением! Ах, если б прожить лет двести, триста! — заключил он, — сколько бы можно было переделать дела!
Милый друг!
погасиПоцелуи твои;
И без них при тебе
Огонь пылает в крови.
— Ко всему несут любовь дети, идущие путями правды и разума, и все облачают новыми небесами, все освещают
огнем нетленным — от души. Совершается жизнь новая, в пламени любви детей ко всему миру. И кто
погасит эту любовь, кто? Какая сила выше этой, кто поборет ее? Земля ее родила, и вся жизнь хочет победы ее, — вся жизнь!
— Мое бессмертие уже потому необходимо, что бог не захочет сделать неправды и
погасить совсем
огонь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно? Если я полюбил его и обрадовался любви моей — возможно ли, чтоб он
погасил и меня и радость мою и обратил нас в нуль? Если есть бог, то и я бессмертен! Voilà ma profession de foi. [Вот мой символ веры (фр.).]
— Погоди… вот я Машутку укрою да
огонь погашу.
Все Полозневы хранили святой
огонь для того, чтобы ты
погасил его!
Боже! и погубить так безжалостно лучшие годы своей юности; истребить,
погасить искру
огня, может быть теплившегося в груди, может быть развившегося бы теперь в величии и красоте, может быть также исторгнувшего бы слезы изумления и благодарности!
Ванок и лучшие голоса все более напрягаются, как бы желая
погасить синие
огни гниения, чадные слова, а люди все больше стыдятся повести о любовной тоске, — они знают, что любовь в городе продается по цене от гривенника, они покупают ее, болеют и гниют от нее, — у них уже твердо сложилось иное отношение к ней.
Выдал он нам по положению, рыбы еще дал несколько, да от себя по двугривенному накинул. Потом перекрестился на небо, ушел к себе на заимку и дверь запер.
Погасили сибиряки
огни, легли спать — до свету-то еще не близко. А мы пошли себе своею дорогой, и очень нам всем в ту ночь тоскливо было.
— С нами, мол, крестная сила. Где же пашня моя? Заблудился, что ли? Так нет: место знакомое и прикол стоит… А пашни моей нет, и на взлобочке трава оказывается зеленая… Не иначе, думаю, колдовство. Нашаманили, проклятая порода. Потому — шаманы у них, сам знаешь, язвительные живут, сила у дьяволов большая. Навешает сбрую свою,
огонь в юрте
погасит, как вдарит в бубен, пойдет бесноваться да кликать, тут к нему нечисть эта из-за лесу и слетается.
Егора Тимофеевича, ввиду полной его безвредности, никогда не запирали, и весь этот беспокойный день он возбужденно толокся на народе, присутствовал на всех панихидах, выдавал и снова отбирал свечи, и если кто забывал
погасить свою свечу, Егор Тимофеевич сам громко и деловито задувал
огонь.
Этим вопросом он
погасил гомон, словно тулупом покрыв его. Снова стал слышен весёлый треск
огня, шум дождя в лесу и падение капель воды сквозь размытую крышу.
Было приказано по всем стойбищам в первую же новолунную полночь
погасить в фанзах
огни и камлать.
— Однако огонь-то надобно
погасить, а то мы можем преждевременно накликать на себя кого-нибудь, — заметили оставшиеся дружинники и кинули на догоревший костер раненого.
— Знаю, что с государыней, — отвечал голос, —
погасите только поскорее
огонь, мне горячо.
— Несу твое письмецо, барышня! — сказала она, и лишь хотела проститься с дочерью, почувствовала в руке деньги… плату за… Нет имени этому слову на языке порядочных людей! Земля, казалось, растворилась, чтобы ее поглотить; дрожь ее проняла; деньги невольно выпали из рук; она хотела бросить и письмо, но вспомнила проклятие и в каком-то священном страхе, боясь, чтобы одно слово не
погасило навеки небесного
огня, которому обрекла себя на служение, и не погребло ее живую в землю, спешила исполнить волю дочери.
— Однако огонь-то надобно
погасить, а то мы можем преждевременно накликать на себя кого-нибудь, — заметили оставшиеся дружинники и кинули на догоравший костер раненого.
Оба они были наги, но с ножами при бедрах, и среди общего смятения они кинулись на Евлодия и на Милия, и у всех на глазах зарезали их, а за ними приспели такие же другие, в числе больше как двадцать, и бросились тушить
огонь, пылавший в темнице, но
погасить его было уже невозможно.
–…За всех слепых от рождения. Зрячие! Выколем себе глаза, ибо стыдно, — он стукнул кулаком по столику. — Ибо стыдно зрячим смотреть на слепых от рождения. Если нашими фонариками не можем осветить всю тьму, так
погасим же
огни и все полезем в тьму. Если нет рая для всех, то и для меня его не надо, — это уже не рай, девицы, а просто-напросто свинство. Выпьем за то, девицы, чтобы все
огни погасли. Пей, темнота!
— Цур тоби, проклятая видьма! — и, дунув на
огонь, сразу
погасил светло.